У мира нет крупных перспектив в случае, если в нем Россия вдруг окажется лишней

11 февраля 2000 года было публично заявлено о том, что я и мои партнеры продаем компаниям, близким к акционерам "Сибнефти", свою долю в алюминиевой собственности (прежде всего крупные пакеты акций двух мощнейших российских алюминиевых заводов – Братского и Красноярского). За прошедшие две недели ажиотаж в обсуждении этой продажи нарастает. Это доказывает – данное событие рассматривается обществом не как масштабная экономическая сделка, а как часть ведущейся политико-экономической борьбы.

В подобной ситуации я не могу и не должен уклоняться от подробного разъяснения сути случившегося. Тем более что обществу все равно, так или иначе истолковывают произошедшее. Причем истолкования эти злокозненно и заведомо лживы.

Говорится, что Дерипаска и Чубайс что-то окончательно выиграли. На самом деле они феерически проиграли.

Говорится, что я и мои партнеры как-то "неожиданно сникли". На самом деле мы оптимистичны и активны, как никогда.

Говорится, что сам я ничего не продал, то есть имеет место мистификация. На самом деле басня о мистификации – это не более чем дешевая провокация растерявшихся конкурентов.

Говорится, что я прячусь за чью-то спину, переходя на второстепенные роли. На самом деле я никогда ни за какие спины не прятался, а сейчас склонен к этому еще менее, чем когда бы то ни было.

Говорится, наконец, что я вообще бегу из страны и отказываюсь от ранее заявленных целей: "Снял, мол, Лев Черной пенки, и теперь ему все вообще безразлично. Богатство есть, что еще нужно?" На самом деле… впрочем, об этой лжи я скажу чуть позже. Сейчас же – обо всем вранье в совокупности.

На кого возлагать ответственность за ворох сплетен, лживых интерпретаций? Конечно же, в основе - игра сил, никак не ждавших от меня столь неожиданного крупного хода в игре, которая им казалась уже фактически сыгранной. Злоба и растерянность, царящие в рядах приверженцев этих сил, с трудом поддаются описанию. Вообразите себе голодного хищника, который уже облизнулся на очень вкусный кусок, разинул пасть и вдруг обнаружил, что не только кусок куда-то исчез, но и собственная шкура вовсе не находится в безопасности. Чего тут только не выдумаешь от огорчения! Какую только чушь не припишешь виновнику подобного происшествия!

Но и с себя ответственности тоже снимать нельзя. Молчание дает возможности для любых кривотолков. С деловой точки зрения подобное молчание вполне объяснимо. Любая крупная сделка – это процесс, растянутый во времени. И какова бы ни была решимость вести процесс в определенном, раз и навсегда выбранном направлении и довести процесс до конца (а у меня эта решимость носит абсолютный характер), все равно, пока все движется, в бизнесе не принято давать развернутых комментариев. Почему? Обычно это объясняют теми или иными рациональными причинами. Мол, мало ли что, зачем раньше времени открывать карты, удобнее доводить дело до конца при максимальной закрытости и т.п.

На самом же деле, мне кажется, зачастую срабатывает и иррациональный момент. Рационализм бизнесменов многим свойственно преувеличивать. В бизнесе слишком много значит удача.

Так что если бы это был лишь вопрос бизнеса, то разъяснения я бы давал несколько позже и гораздо более сжато. Но это не только бизнес. Это именно политика, соединенная с бизнесом. И тут свои законы, свои правила диалога с обществом и элитой. Кстати, до чего же поразительным образом именно наш вопрос улавливается в качестве политического! В России продавались более крупные пакеты акций на более крупные суммы. И все оставалось в рамках деловой предпринимательской хроники. Мелким шрифтом десять строк в "Коммерсанте" – и все.

Но и тут не надо перекладывать на кого-то ответственность за особое отношение к нашему стратегическому маневру. Мы сами хотели, чтобы к нам относились соответствующим образом. Мы сами сознательно политизировали свой бизнес. Мы знали при этом, чем рискуем и какую цену можем заплатить в результате. И мы не только не снижаем накал во всем, что касается подобного подхода, но и резко повышаем его. А значит, и вести должны себя соответственно.

Кстати, по поводу самой банальной из версий – "снял куш, отвалил, обогатился и хватит". Вот в этом случае не только длинных статей не пишут, но и вообще не утруждают себя разного рода объяснениями, руководствуясь известной пословицей: "С глаз долой – из сердца вон". И сколько же таких случаев на памяти российской бизнес-элиты! Сколько теней промелькнуло так на поверхности нашего бизнеса. Промелькнуло и кануло в роскошное, скучное и бессмысленное небытие богатых рантье.

Вообразить себя в подобной роли мне не просто трудно, а категорически невозможно. Я не рантье, а капиталист. Богатство всегда имело для меня один-единственный смысл: оно давало возможность творчества, бурной, рискованной и, безусловно, созидательной деятельности. Той деятельности, в которой твой личный успех одновременно дает возможность достойно жить десяткам, сотням тысяч людей. Эта формула – твой успех и радость других – носит для меня принципиальный характер. Нельзя, чтобы твой успех покупался ценой сотен тысяч жизненных катастроф. Здесь для меня – черта, демаркационная линия, моральный ограничитель. Организуя против нас разрушительную игру, наши противники как раз рассчитывали задействовать этот ограничитель в своих деструктивных целях.

Расчет был таков.

Либо мы откажемся от своих моральных норм и взятых на себя политических обязательств, и тогда мы – это уже не мы. А дальше все, как говорят, - дело техники.

Либо мы не будем переходить ту черту, где успех в бизнесе покупается ценой, для нас неприемлемой. И тогда мы проиграем бизнес, а вслед за бизнесом и все остальное. Потому что сила наша – в сочетании деловых возможностей и политических обязательств. Разорви их – что бы ни осталось в отдельности, этой силы уже не будет.

Как это реализовывалось крупными и суперкрупными интриганами, уже потиравшими, я повторяю, руки в предвкушении успеха и вдруг оказавшимися ни с чем? В чем вообще смысл игры, которая велась против нас все последнее время? Внимательно следящие за процессом, профессионально занятые им специалисты это прекрасно знают. Но общество состоит не только из специалистов, и потому я считаю необходимым хотя бы вкратце описать грязную игру против нас, которая теперь оказалась сломана.

Принцип этой игры таков. Существуют правовые нормы ведения бизнеса. И существуют этические нормы бизнеса. Правовые нормы закреплены юридическими решениями и разного рода договорами. Этические – теми правилами ведения бизнеса, вне которых бизнеса просто нет. Подчеркиваю – никакого бизнеса нет. И уж тем более крупного, где очень многое базируется на нерушимости взятых на себя (и не всегда подлежащих предельной формализации) сугубо деловых обязательств.

В качестве наиболее известного примера можно привести алмазный бизнес. Там согласие купить товар закрепляется только словом: "Покупаю". И все. Контракты еще не подписаны. Цена может колебаться. Но никто никогда не нарушает слова, потому что понимает – подобное нарушение непоправимо выводит тебя за пределы круга людей, занимающихся этим видом бизнеса. Тебе этого никогда не простят. Тебя изгонят из данного вида деятельности. Такова цена корпоративных договоренностей, без которых (как и без соблюдения права) бизнеса вообще быть не может. А может быть только воровской беспредел, приводящий любой нормальный бизнес к полному краху.

НАШИ ПРОТИВНИКИ встали на путь беспредела. Заручившись некими гарантиями со стороны обманутой или недоброкачественной власти, они далее повели себя именно как беспредельщики, растоптав контракты, правовые решения, соображения нормального здравого смысла, корпоративную этику… что уж говорить о политической солидарности! Заводы, поставляющие нам сырье, заводы, имевшие перед нами нерушимые писаные и неписаные обязательства, просто были захвачены с применением вооруженной силы (ОМОНов, спецназов и тому подобного). У этой истории – сто миллионов свидетелей, видевших захват по центральному телевидению. Выигрыш нами арбитражных и иных нормальных (как говорят сейчас – цивилизованных) противостояний вызывал у наших противников дикарскую ухмылку и ничего больше: мол, против лома нет приема. А услужливые провокаторы, засланные противниками в наши ряды, нам грязно и крикливо подсказывали: "Поговорочка-то целиком не так звучит, а иначе: нет приема-то когда? Когда другого лома нет! А у вас-то он есть! Да еще какой! Рабочие на заводах!"

По логике этих провокаторов и их хозяев, все должно было развиваться следующим образом.

Вначале совершенно неправовым, дикарским, ни для какой страны в мире невозможным образом нас лишают сырья для производства алюминия, разрывая договоры в том же Ачинске и на все наши правовые претензии отвечая: "Да утритесь вы своими договорами, своими судами и всей этой правовой писаниной!"

Затем мы вынуждены принять одну из трех возможных стратегий.

Либо - останавливать заводы, своими руками организовывать сотни тысяч жизненных катастроф, отвечать за эти катастрофы, теряя тем самым и моральное, и политическое лицо, что для нас неприемлемо.

Либо – терпеть непомерные, изматывающие, разоряющие издержки. И в итоге по факту выходить из игры, приводя одновременно дело к тому же разорению заводов и сотням тысяч жизненных катастроф.

Либо… либо принять ту логику, которую подсказывали провокаторы, и противопоставить грубой силе ОМОНа грубую силу рабочих масс. Возможностей для этого было более чем достаточно. Но это уже не просто потухшие глаза, невыплаченные зарплаты, нарушенная нормальная жизнь ни в чем не повинных людей. Это уже кровь. Это дестабилизация в регионах. Это новые и новые козыри в руках крупнейших игроков, играющих на деструкцию России.

Мне часто кажется, что именно подталкивание нас к подобной стратегии было конечной целью всех игровых ходов на грязном неправовом поле.

К чему апеллировать в подобном случае?

К закону? Пока, увы, в России это достаточно условная величина.

К предпринимательскому сообществу? Оно разорвано на конфликтующие друг с другом части. И оно, увы, позволило сделать себя именно заложником тактики во всем, что касается следования изгибам быстро меняющегося политического процесса. Иначе говоря, оно еще не в полной мере осознало консолидацию и гармонизацию интересов как свой принципиальный стратегический интерес.

К власти? Это, конечно, самый принципиальный вопрос.

Да, именно к ней и только к ней мы и должны апеллировать, причем с самых принципиальных позиций. Принципиальная же позиция состоит в следующем. В России развивается капитализм. Пока, разумеется, дикий. Если мы хотим цивилизовать капитализм (а без этого катастрофа фактически неминуема), то необходимо гармонизировать отношения в капиталистическом сообществе. Это и есть курс Рузвельта, курс де Голля. Это и есть нормальный прогрессивный бонапартизм. Альтернатив ему две.

Первая – тоталитаризм, при котором капитала нет вообще. А есть новая форма все того же безоглядного огосударствления, лишенного даже тех крайне неубедительных для меня, но все же в чем-то не лишенных логики оправданий, которые как бы давал коммунизм.

Вторая – деструктивный олигархизм, при котором власть становится заложницей войны так называемых ста семей (подчеркиваю – не одной, не двух, а очень и очень многих). Для капиталистической России эта война семей является полным аналогом феодальной боярской смуты. По ходу дела подчеркну, что, говоря о деструктивном олигархизме, я не боюсь противопоставлять ему олигархизм конструктивный. Хотя бы потому, что слово "олигархизм" уже чересчур вросло в наш политический язык как синоним самого крупного капитала и его связей с государственной властью. Это, конечно, неверно, но уж что есть, то есть. Но если у нас, в нашем российском словоупотреблении олигархизм тождественен сращиванию государства и крупного капитала, то нельзя не понимать и не доказывать обществу, что это сращивание возможно в двух вариантах – деструктивном и конструктивном.

Либо крупный капитал делает деньги на ослаблении, расхищении государства. И тогда это деструктивный олигархизм.

Либо крупный капитал делает деньги – тоже на государстве, но на его укреплении, развертывании, и тогда это конструктивный олигархизм. Вообще бороться сегодня в капиталистической России с олигархизмом (то есть с крупным капиталом, устремленным к государству) бессмысленно. Мелкий капитал, средний капитал в еще большей степени, чем крупный чужды государственным стратегическим интересам России. Тут уж поистине бытие определяет сознание.

Воспитывать крупный капитал, формируя конструктивную олигархию, - это та самая третья, к Рузвельту, де Голлю и другим адресующая государственная стратегия.

И это единственная государственная стратегия, позволяющая без гражданской войны решить принципиальные проблемы современной России. Потому что уничтожить сегодня капитал в России нельзя. И никакой Зюганов с Анпиловым об этом и не мечтают. Можно измотать весь капитал в неправовых передачах собственности. И можно погубить крупный капитал – в том числе и через псевдонационализацию. Да, именно псевдо, потому что конечный хозяин подобных перемен – это крупный западный капитал, чуждый каким-либо российским государственным интересам. (К чуждым России интересам этого западного капитала, кстати, сводится большинство обвинений по поводу особой степени криминализации капитала нашего, отечественного).

Итак, третий и единственно сулящий стратегический выход вариант – это гармонизация отношений внутри крупного российского капитала за счет сильной власти в стране. Той власти, которая не станет на сторону одной олигархической группы, а будет требовать нормальных договорных отношений между группами, будет достигать единства этих групп в интересах России, строя конструктивную олигархию. Почему же власть не идет этим путем? Почему допускается "война всех против всех", которая и порождает давно вспоминаемый Западом как кошмарный сон дикий капитализм, приведший к коллапсу те же США в 1929 году? Тот капитализм, где можно, наплевав на социальные издержки и национальную безопасность, обрушивать стратегические заводы, перекрывая им поставки сырья.

Так что, плохая власть, и мы обиделись на нее? Чепуха! Ничего подобного! Мы, наоборот, считаем, что в перспективе данная власть, вся совокупность заявок, сделанных и.о. президента В.Путиным, как раз и может реализовать желаемый нами третий стратегический вариант. Она и только она. Но мы реалисты. И мы прекрасно понимаем, что никакой стратегией власть сейчас заниматься не будет. И это правильно. Поскольку займись она чем-то подобным – и неизбежны судороги непринятия, капризы, обиды. А значит – и контрпродуктивные действия (к примеру, наших же конкурентов, если власть нас поддержит). Такие контрпродуктивные действия в момент, когда ситуация в политическом смысле достаточно неустойчива, могут иметь вполне разрушительные последствия. Зачем же нам терять стратегическую перспективу, адресуясь сейчас к власти с избыточной ненужной назойливостью? Нет, мы умеем быть терпеливыми и тактичными. И мы достаточно опытны политически, чтобы понять существо момента.

Что же тогда делать? А действия (в момент, например, когда нам грубо перекрыли поставки сырья, растоптав все безусловные договоренности, что немыслимо ни в какой стране мира) необходимы были незамедлительные. Действовать мы должны были в феврале, а не в апреле. И действовать исходя из того, что есть.

При этом действия должны были решить следующие задачи.

Первое. Не впутывать власть в нынешние перипетии крупного бизнеса.

Второе. Не допустить остановки заводов, краха человеческих судеб. Не допустить, кстати, и социальных напряжений, которые не могут не повлечь за собой крупных проблем для власти – причем в условиях надвигающихся федеральных выборов именно для власти Кремля, которую мы хотим поддержать.

Третье. Не допустить – категорически и безусловно, используя весь потенциал своих возможностей в регионах, – столкновения ангажированных силовых подразделений с рабочими.

Четвертое. Не допустить захвата своих заводов теми силами, которые не только враждебны нам на уровне экономической конкуренции, но и олицетворяют враждебную России политику.

Политику фактического сепаратизма (под видом создания укрупненных регионов и формирования внутри таких регионов автономных хозяйственных комплексов, что резко способствует дальнейшему развалу страны).

Политику передачи российского хозяйства в руки сил, которые никак не связаны с интересами России, сил, которые наиболее заинтересованы просто в остановке российской промышленности, что диктуется их экономическими и геополитическими интересами.

Попробуйте просчитать здесь оптимальную стратегию. И вы увидите, что она тождественна тому, как мы поступили. Если наших собственных сил не хватает, чтобы противодействовать неправовому натиску на наши крупные экономические объекты, то мы должны реализовать те действия, которые наши силы увеличат. Такими действиями в нынешней ситуации является только то, что и было сделано.

Кто-то может предложить что-то другое? Что же? Только, пожалуйста, без фантазий и благоглупостей! Практически в той ситуации, которая есть!

Я внимательно смотрю все телепередачи и все газетные отклики на произошедшее. И что здесь составляет сухой остаток? Оставим в стороне эмоции того же господина Хинштейна, который говорит о том, что мы сникли. Мы сникли? Да мы сегодня мощнее и отмобилизованнее, чем когда бы то ни было раньше!

Но ведь что интересно – за вычетом этих эмоций даже Хинштейн, который, как все мы знаем, буквально зациклен на одном-единственном враге, война с которым становится делом жизни, даже он говорит о "стратегии рубильника", примененной против алюминия.

Чьей стратегии? Кто у нас хозяин рубильника? Здесь Хинштейн останавливается, поскольку у него есть один объект журналистской страсти, и он не хочет воевать на два фронта. Между тем ясно, что отмена толлинга (механизма, как я неоднократно указывал, небезупречного, но работающего) нужна была вовсе не для спасения российской промышленности. Нет, напротив, эта отмена нужна была (и теперь это ясно всем) только для того, чтобы сделать "стратегию рубильника", стратегию произвольных цен на электричество всеобъемлющим инструментом неправовых экономических репрессий, восстановить через рубильник в нашей промышленности смесь Госкомцен, Госплана и бандитского общака.

Еще и еще раз обращаю внимание на то, что речь идет об инструменте таких репрессий, которые не вытекают даже из задач плохой олигархической конкуренции, а предопределяются именно задачами тотального подавления промышленного капитала в России. Да, увы, "купившись" на агитационную утку по поводу толлинга как инструмента "черных сил", наши радетели за патриотизм в промышленности просто расчистили дорогу "рубильниковым репрессиям". РАО–гильотине, которую выстраивают для казни нашей промышленности и нашего государства.

Так что же, повторяю вопрос, мы должны были сделать вместо того, что сделали? И что могли сделать кроме этого в рамках морали и рациональности, в рамках долга, в рамках недопущения беды?

Только перегруппировать силы в соответствии с нашим представлением о стратегических интересах, а также в соответствии с нашим видением реального тактического пространства.

То есть аккумулировать и честно продать акционерные пакеты таким образом, чтобы стратегическая конфигурация сдвинулась наиболее умно, эффективно и не разрушительно.

Ажиотаж по поводу наших действий, шквал звонков, истерика тех самых мелких и крупных пиратствующих интриганов, лавина газетных и телевизионных откликов – все это говорит о том, что мы сделали неожиданный, никем непросчитанный ход в большой игре, которая (и это я хочу подчеркнуть) после этого ОТНЮДЬ НЕ БЛИЗИТСЯ К своему ЗАВЕРШЕНИЮ.

Подобная далекость от завершения не имеет ничего общего с двусмысленностью. И когда кто-то начинает пересуды по поводу того, что я хочу оставить себе свои акции или что нашей задачей являются махинации с чьими-то акциями, творимые за чьей-то спиной, - что ж… одно могу сказать: не надо мерить других мерками собственной низости.

Я настоял на том, чтобы пакеты были полностью проданы ряду заинтересованных лиц. И я продаю их, ничего не оставляя себе. По завершению сделки я намерен совершенно бескорыстно и абсолютно ответственно по отношению к своим новым партнерам помогать им отладить новую для них сферу деятельности. Я хочу, чтобы моя совесть здесь была предельно чиста. И перед заводчанами, которым теперь, надеюсь, не грозят ни увольнения, ни битвы с ОМОНами, и перед союзниками по бизнесу. Если мой интеллектуальный капитал, мои знания и умения, связи и опыт понадобятся, я буду тратить все это, не щадя сил, настолько, насколько этого потребует ситуация.

Так выглядит для меня достойное поведение, сочетающее государственный подход, нравственные отношение к ситуации, обязательства перед обществом, перед работающими – и деловую этику капитала. На этом – точка в этой странице. И не надо ничего выдумывать. Не надо мутить и без того грязную воду еще более грязными сплетнями. Я ухожу. И это осознанное стратегическое решение.

Другое дело – куда я ухожу и зачем. Бегу я с поля боя – или ввожу в бой новые "войсковые соединения".

Я ухожу не в прозябание рантье.

Я ухожу не в хаотический бизнес, приносящий наиболее высокую прибыль на полученные от продажи алюминиевых пакетов весьма немалые средства.

Я ухожу в стратегию.

Последние два года сильно изменили меня. Однажды осознав, что мы не можем получить сильный капитал без сильной России, я полностью отдался этой задаче. Я не стал разменивать все, что с этим связано, на публичную политику в узком смысле этого слова. Я действительно стремлюсь не к ней. Хотя и позитивно отношусь к желанию крупных бизнесменов действовать на публичной, думской в том числе, политической сцене. Но свою задачу я лично вижу в другом.

Когда я раньше писал и говорил о плане Бжезинского-Дерипаски, я был абсолютно искренен. Я, как мне представляется, достаточно глубоко и подлинно осмыслил и пережил тезис господина Бжезинского о том, что Россия – это лишняя страна. Да-да, не коммунистический СССР, а демократическая Россия! Та самая, которую вроде поддерживали, и которая принесла такие жертвы на алтарь реформ. И вот теперь ее называют лишней.

Лишней в чем? В некоем строящемся новом миропорядке. В нем, как следует из данного утверждения Бжезинского, нет места ни России, ни российскому капиталу. Этой мысли вторит Дерипаска по известному нам из истории эпохи застоя принципу: "Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть!" Дерипаска – это и есть "комсомол Бжезинского", примеряющий себя к идее лишней страны. Комсомол, который рассуждает так: "Страны не будет, нашего капитала не будет, надо побыстрее наниматься к новым хозяевам". (К вопросу о комсомоле - надеюсь, что комсомольцы эпохи войны, великих строек и спутников за это на меня не обидятся, ясно, что я имею в виду нечто совсем другое.)

Ясно также и то, что мой образ не является произвольным толкованием идей Дерипаски. Ведь крылатая фраза о том, что "АLCOA" должна хозяйничать в российском алюминии, принадлежит именно ему. Мне неизвестны конкретные планы менеджеров "АLCOA", этой крупнейшей и весьма уважаемой американской алюминиевой корпорации. Но представить себе, что в руководстве тех или иных крупных западных алюминиевых компаний уже всерьез обсуждаются вопросы возможного передела рынков и ценовой политики для сценария, когда российские алюминиевые мощности скачком упадут, - видит бог, далеко не трудно.

С точки зрения мировой алюминиевой стратегии, это, возможно, эффективно и прибыльно. Но это смерть для России.

У России в ее сегодняшнем состоянии нет стратегического ответа на подобные вызовы. Вряд ли можно считать ответом просто неограниченную конфронтацию с Западом. Это ничем хорошим не кончится. И такая конфронтация, возможно, нужна именно худшим, наиболее антироссийским силам на Западе. Российское предпринимательское сословие растеряно. Оно не сознает еще масштаба угроз и, даже осознав их, не знает, чем ответить. Нет ни глубины понимания, ни внятных ответов и у всего российского общества.

Говоря об ответах, о настоящей стратегии, я имею в виду не программы политических партий, не отдельные научные разработки, не серии книг и брошюр даже, а комплексную стратегическую модель. Не изобретение велосипеда, а модель, мобилизующую настоящий новый интеллектуальный потенциал России и мира. Модель – в том виде, в каком сделавшая свой стратегический выбор власть может применять ее на уровне десятков, а возможно, и сотен тысяч реальных технологических карт. Модель – опирающуюся на качественно новое прикладное знание о структуре, целях и возможностях своего общества.

Кстати, об этом знании.

Владимира Владимировича Путина уже несколько раз сравнивали с Юрием Владимировичем Андроповым. Кто-то проводил эти сравнения апологетически, а кто-то с гримасой ненависти ("каины Лубянки" и пр.) Что касается меня, то я помню тот особый привкус ожидания, который сопровождал приход Андропова на пост генерального секретаря ЦК КПСС. Андропов для нашего поколения раздваивался в качестве образа некоей политической личности. Психушки для диссидентов восторга не вызывали. А вот фраза "Мы не знаем общества, в котором живем" – это было совсем другое. Это было расставание с догматизмом. Это было открытие новых перспектив борьбы за новую страну.

И это именно то, что нужно сегодня. Увы, мы опять не знаем общества, в котором живем. Это незнание резко ограничивает возможность проводить стратегическую линию в реальной большой политике. Опираясь на незнание, можно в лучшем случае продлевать нынешнюю стратегическую бесплодность, чванливо презирая общество, пренебрегая им, паразитируя на вялости своего народа.

Если же мы говорим о мобилизации и развитии – то здесь незнание несовместимо с нашими целями. Нельзя мобилизовывать общество, которое ты не знаешь. Наш долг перед обществом и государством, наш долг перед самими собой – предпринять все возможное для того, чтобы по-настоящему узнать свое общество.

Когда-то нечто подобное сулили инициативы господина Сороса. Но эти инициативы были неполны. Они вдобавок несли в себе определенный и, как мы теперь видим, неприменимый подход через призму так называемого открытого общества. Я, кстати, в принципе совсем не против этого открытого общества. Но нельзя делать две вещи одновременно – призывать Россию открыться и называть ее лишней страной. Лишняя страна – это страна, которую пускают под нож, не так ли? Так чему нас призывают открыться? Ножу?

Нелепо видеть альтернативу в закрытости. Да и вообще сейчас не время простых альтернатив. Сейчас время глубокого системного поиска. Время создания подлинных проектов для развивающейся России. Свои средства, в том числе и высвободившиеся из алюминиевого бизнеса, я стремлюсь направить не на обеспечение собственного унылого процветания в какой-нибудь Ницце, а на разработку целого комплекса стратегических программ для России. Это будут не программы на уровне благих пожеланий. Это будут программы действия, программы в том виде, в каком они совместимы с властью.

В ЭТОМ ДЛЯ МЕНЯ ПРИНЦИПИАЛЬНАЯ ВЕРНОСТЬ ТЕМ ЦЕЛЯМ, КОТОРЫЕ Я ЗАЯВИЛ, НАЧИНАЯ С ПЕРВЫХ ПУБЛИЧНЫХ ОБРАЩЕНИЙ К РОССИЙСКОМУ ОБЩЕСТВУ, РОССИЙСКОЙ ВЛАСТИ, РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЕ. Я НЕ ТОЛЬКО НЕ УХОЖУ ОТ ЭТИХ ЦЕЛЕЙ. Я ЕЩЕ БОЛЕЕ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО СТРЕМЛЮСЬ К ИХ РЕАЛИЗАЦИИ. И ВЫБОР, СДЕЛАННЫЙ МНОЮ В ВОПРОСЕ О СУДЬБЕ АЛЮМИНИЕВЫХ АКЦИЙ, В ЗНАЧИТЕЛЬНОЙ СТЕПЕНИ ПРЕДОПРЕДЕЛЕН И ЭТОЙ ВЕРНОСТЬЮ ЗАЯВЛЕННЫМ ЦЕЛЯМ, ПОНИМАНИЕМ ТОГО, КАК СИЛЬНО НАДО МОБИЛИЗОВАТЬСЯ, ЧТОБЫ ЦЕЛИ ЭТИ НЕ ОСТАЛИСЬ "БУМАЖНЫМИ".

В этом и только этом смысле мне импонирует опыт Д.Сороса. С той лишь разницей, что я совсем иначе понимаю цели, ценности, интересы России. Важнейшим представляется мне также опыт крупного итальянского промышленника Печчеи, ставшего одним из основателей известнейшего Римского клуба. И снова – с той лишь разницей, что отправной точкой приложения сил для меня является именно российская перспектива. Я действительно не вижу для мира крупных перспектив, в случае если в нем Россия вдруг окажется лишней. И я исхожу из этого, строя для себя планы дальнейших действий.

Накладывает ли это запрет на бизнес? Ни в коем случае. Наши стратегические проекты достаточно объемны и многообразны. И они, безусловно, должны иметь базис в виде хорошо поставленного бизнеса. В моей команде есть достаточный потенциал, для того чтобы опереть планируемое мною начинание на надежную деловую почву. Но не это сейчас для меня главное. Главное – то, о чем сказано выше.

Если же меня спросят, накладываю ли я тем самым на себя запрет с точки зрения перспектив стратегического бизнеса в России и не является ли все, что я делаю, очередной, еще более крупной прелюдией к импровизациям на известную тему "Лев готовится к прыжку", то я сошлюсь на известную поговорку: "Многие знания умножают скорбь". А я не хочу этого умножения. Даже для тех, кто так вожделел моего крушения, так ошалел от неожиданности решений, мной принятых, и так боится новых моих прыжков в условиях большого, честно добытого - и теперь свободного, действительно отмобилизованного к броску капитала.

Зачем скорбеть раньше времени? Давайте лучше радоваться. Пусть не сейчас – но в будущем. В общей для нас и вместе нами построенной, процветающей великой России.

Лев Черной